Одна из глав книги Александра Зацепина посвящена Алле Пугачевой. Вместе они создали немало прекрасных песен: «Куда уходит детство», «Этот мир придуман не нами», «Так же, как все»… «Она была худенькая, очень скромно одета. Очень талантливая! Я таких просто не видел», — пишет Александр Зацепин. Представляем вашему вниманию отрывки из новой книги автора.
«Шлифовать — так до золотого блеска!»
— В начале семидесятых мой приятель Виталий Клейнот, хороший музыкант, говорит: «В ДК Горбунова проходит финал смотра самодеятельности. Там будет певица Алла Пугачева. Послушайте ее, может, она вам понравится». Я пошел туда. Пугачева, кажется, пела «Посидим-поокаем» и что-то еще. И она мне понравилась. И голос понравился, красивый, и эмоциональность. Я подошел к ней, поздравил и предложил работать.
«Давайте, — сказал, — запишем одну песню, а потом для кино будем записывать!» Она сразу же согласилась. И мы записали первую песню «И кто виноват». Я был очень доволен, как она спела. Песню крутили по радио. Работать с ней было приятно. Я ей звонил:
— Зайди, у меня к новому фильму две песни есть!
Сижу за роялем, играю мелодию, напеваю своим противным, скрипучим голосом. Она слушает, очень быстро запоминает, память у нее колоссальная! Потом садится за рояль, тут же сама играет эту песню, находит себе тональность — выше или ниже. И говорит:
— А можно вот тут в припеве добавить еще что-то, чтобы ярче было?
Бывало, две-три ноты исправлю или показываю другие варианты: есть еще и такой запев, и такой припев. И мы вместе находим лучшее. У поэта Лени Дербенева было пять слов, из которых он делал «рыбу»: мой милый, дорогой, родной, любимый. «Эти слова, — объяснял он, — меня не отвлекают». И вот аранжировка есть, тональность подобрана. Тут я звал Аллу. Она приходила уже подготовленная. Мелодию знала, стихи ставила перед собой, чтоб не забыть. Она сначала напевала, за рояль садясь. Потом вставала к микрофону, и я записывал на пленку. Потом приходила в аппаратную, и мы слушали.
— Нет, нет, — говорила она, — мне тут что-то надо найти, манеру другую!
Она думала, искала. Например, как спеть «Волшебника-недоучку»? Сидела за роялем минут десять, напевала, искала правильное решение. При записи ошиблась — в аранжировке был лишний такт, которого она не ожидала и вступила раньше. И хихикнула. А я это все оставил. Даже интереснее получилось. Будто так и задумано. Или вот она записала «До свиданья, лето». Мы слушаем: там три раза повтор последней строчки, и у нее каждый раз эта фраза звучит по-разному. Алла говорит:
— Вот первая — хорошо, а вторую я, может быть, перепою.
Было жалко стирать. Я сказал, что оставлю на всякий случай, мне нравится. И она сделала несколько дублей. Послушали, однако на этот раз оставили первый вариант: он был ярче, проникновеннее. У нас хватало времени: студия-то была моя. Никто не гнал, мы могли выбрать самое лучшее. Я брал из одного дубля один кусочек, из другого — другой, потом все это сводил. Она слушала и, бывало, говорила:
— Вот этот куплет мне очень не нравится! Я бы его перепела…
Прогноз ясновидящей для Пугачевой и Галкина: ждем пополнение
И перепевала. Шлифовать — так до золотого блеска! Алла была в то время в разводе, у нее росла дочь. Потом она вышла замуж за музыканта Павла Слободкина. У нее еще не было пластинок, она была, как сейчас говорят, не раскрученная. Но мне было безразлично: известна певица или нет. Главное — поет прекрасно и к делу серьезно относится. Поэтому работал с ней с большим удовольствием. Тогда еще не было такой техники, как сейчас. Раньше надо было спеть два раза, потом делали наложение, получается очень красиво. Так вот, большинство певиц не могли два раза спеть одинаково! То чуть короче, то чуть длиннее. А у Пугачевой с первого раза все точно, без ошибок.
«Никита михалков как обед для медведя»
— Любимые фильмы — как любимые женщины. Их помнишь и любишь всю жизнь. Даже спустя многие годы. Они не меняются и не стареют… Однажды съемочная группа поехала на двух ледоколах в Северное море, туда, где есть настоящие льды. Меня приглашали поплыть вместе со всеми, но у меня была параллельная работа, и я отказался, о чем до сих пор безумно жалею. Там произошел случай, едва не закончившийся трагически. На Никиту Михалкова бросился белый медведь! Расторопный Никита успел ухватиться за какой-то трос, подтянулся и ускользнул от длинных медвежьих когтей. В медведя пришлось стрелять. Михалков, к счастью, уцелел, и благодаря этому впоследствии наснимал кучу прекрасных фильмов. А администрации картины пришлось заплатить штраф за убитого медведя в пять тысяч рублей…
никита успел ухватиться за трос и ускользнул от медвежьих когтей
Леня Дербенев, блистательный поэт и мой друг-соавтор, когда-то написал гениальные строки: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь!» Кое-что вместить в этот миг мне удалось. Хорошо бы, конечно, написать еще пару-тройку мюзиклов, один-два балета, музыку к десятку-другому фильмов. Это минимум. А там — видно будет! Я оптимист. Можно, конечно, все время вспоминать неудачи, переживать…
«Облико морале» подкачало…
Когда я работал в ночном баре в Париже, туда забрел Никита Богословский. В те времена во Францию он приезжал частенько — видимо, считался благонадежным. Ну, зашел в ночное питейное заведение, где оби-тают дамы полусвета, увидел коллегу по творческому цеху, соотечественника в бедственном положении, — так подойди же, пожми руку, обними. Нет, не подошел!.. А наоборот, тут же вышел, как только меня узрел. Зато, когда вернулся, доложил в Союзе композиторов, что Зацепин позорит советских композиторов, играет в таком баре, куда заходить противно! Вот только почему ж его, к примеру, не спросили, по каким таким надобностям он-то туда заглянул? В таком непотребном месте и рюмочку-то выпить — грех! И меня исключили из Московского союза композиторов. Заочно. Как человека, дискредитирующего «советский облико морале». Никакого преступления я не совершал, и в Союз меня потом вернули. Все было нормально, косых взглядов на себе не ощущал. Только перестал здороваться с Богословским…
