Как эта миниатюрная красавица успевает играть в театре, сниматься в кино, растить четверых (!) детей и при этом выглядеть юной богиней, а отнюдь не загнанной лошадью. Секретом неутомимой энергии Катя поделилась с читателями «Добрых советов».
— Катя, в покорении новых высот больше нравится процесс или результат?
— Обычно не думаю о высоте. Не то что я не мечтаю о чем-то. Просто, когда делаешь конкретное дело — утром, поднимая голову с подушки, или в холодном павильоне, уча текст, — ты просто выполняешь задачу, которая стоит перед тобой в данную секунду. Когда это вдруг выстреливает, получаешь признание зрителей, понимаешь — это успех, это здорово. Но постоянно об этом не думаешь — только про конкретный сегодняшний день. Как-то даже непродуктивно думать о финале. И вовсе не потому, что я очень люблю процесс — мне тоже надо заставлять себя работать, — но думаю я исключительно о нем. Когда ты о чем-то мечтаешь, надо понимать, что это не чудо, которое вдруг случится, а в первую очередь твои колоссальные трудозатраты.
— Ахиллесова пята у вас есть?
— Да у меня все места слабые, сильных нет! Потому что любые страхи очень сильны. Правда, как только ты говоришь, что не боишься, они лопаются, превращаются в ничто. А испугаться можно всего.
Для меня самое страшное, что меня абсолютно выбивает из колеи, — болезни детей. И какие-то моменты, которые связаны с ними. Сразу бах — и не нужно ничего… ни кофе, ни работы, и в повседневной жизни ничто не раздражает: ни пробки, ни личные отношения, сложившиеся или несложившиеся, все, мир просто перестает для меня существовать.
Но из всего остального вытягивает опять же профессия и то, что так много ответственности. Рефлексировать просто нет времени, возможности, да и желания — ни к чему это…
— Чтобы двигаться вперед, вам нужно, как говорят, «выйти из зоны собственного комфорта»?
— Это абсолютно актерское понятие. О нем еще Андрей Александрович Гончаров говорил, был такой очень хороший режиссер в Театре им. Маяковского. Смотришь фильмы с Леонардо Ди Каприо, даже последнюю его картину, «Выжившего», и складывается ощущение, что по значимости эта роль для него первая и последняя, что у него за душой нет миллионов долларов. Вот это — отношение к работе — очень показательно. В актерской профессии по-другому и невозможно. Не знаю, насколько в жизни этот принцип работает, мне кажется, чуть меньше — стать самой лучшей мамой, самой лучшей женой, самой лучшей дочкой. Ты уже смиряешься и понимаешь, что не можешь быть самой. Но в работе без этого нельзя. Наша профессия требует только так. Пусть трясутся руки — по-другому эту высоту не возьмешь. Можно, конечно, закапать капли, чтобы текли слезы, но, если не дрожит сердце, голос не прерывается, не сбивается дыхание, ты просто этот вес, как штангист, не возьмешь. И не обманешь никого ни в театре, ни в кино.
— Ваш секрет тайм-менеджмента?
— Наверное, это какой-то внутренний мотор, но я никому не хочу навязывать такой способ существования. Да, мои родные сначала долго сопротивлялись тому, как может один день вместить столько всего, и я вечно меняю планы, всех перестраиваю, всем разъясняю, что, чего и как, но теперь такими вещами их уже не удивить. Но это ненормально, не стоит так существовать. Мне и самой порой хочется притормозить, но… такой характер — не могу остановиться, все заставляет вставать, звонить, даже когда, казалось бы, нет никаких дел, все равно найду себе какие-то хлопоты. У меня практически не бывает дней, когда я могу ничего не делать. Только когда еду на гастроли и у меня один спектакль, тогда я могу перед ним просто в гостинице полежать почитать. (Смеется.)
— На что не хватает времени?
— На то, чтобы просто жить. Я часто задаю себе вопрос, почему раньше мы могли просто — бабушка, дедушка, я маленькая — гулять, рассматривать какую-нибудь травинку, букашку по два часа… Вот на это очень хочется времени. Грубо говоря, мы за деньги работаем, платим временем, а потом за те же деньги хотим купить время. Уже хочется, чтобы деньги работали на тебя, а ты бы просто жил, а работал лишь для удовольствия. Чтобы была возможность больше общаться с детьми. Самое ужасное, я недавно поняла, что люблю… лежать со своими детьми в больнице, потому что в это время принадлежу только ребенку, причем конкретному. Никуда не спешу, никому не звоню, ничего не тру дома, не ухожу, а могу спокойно читать, общаться.
— Но энергетический ресурс надо пополнять… А как?
— Оно вроде как все его пополняет, даже хорошая погода. Выглянет солнце — уже другое настроение. Бывает, какой-то фильм или книжка — стимул недели на две, но бывает, что ничто не работает, только ты сам. Я называю это «включать Мюнхаузена», когда вытаскиваешь себя за косичку. И я уже поняла такую истину: необязательно быть счастливым, нужно чувствовать себя счастливым. Это разные вещи. Со стороны может казаться, что у человека есть все для счастья, а он может говорить: «Я некрасивый, небогатый» — и найдет причину быть несчастным. Поэтому, когда у меня в жизни возникает проблема, я сама себе говорю, что все хорошо. Во-первых, это психологический тренинг для самосохранения, а во-вторых, начинаешь себя вытаскивать постоянно, даже если нет для этого каких-то поводов, так и держишься на высоте. (Смеется.)
— Пар как выпускаете?
— Конечно же, самые близкие получают чаще всего, если по-честному. Но опять же спасает профессия: она и есть тот самый манекен для битья, которому ты можешь все, что накопилось, и хорошего, и плохого, транслировать. Это очень здорово и очень помогает: можешь прожить, рассказать, передать, и абсолютно безопасно для окружающих — наоборот, потому что, когда люди плачут в зале, что-то понимают, благодарят, это приятно. У меня очень благодарная в этом смысле профессия.
— Что вы считаете вершиной карьерной лестницы?
— В советские времена все было как-то более прозрачно: заслуженный, народный — понятно, что это, грубо говоря, прибавка к пенсии, главная роль и т. п. Сейчас, безусловно, «мерило» — гонорар, который готовы или не готовы тебе платить. Все очень просто — шоу-бизнес. И основной критерий — ликвидный ты артист или нет.
— Вы перфекционист?
— К сожалению, да. Где-то перфекционизм помогает, где-то мешает ужасно, например в личной жизни. Иногда надо не махать шашкой, а, наоборот, вкладывать ее в ножны. А в работе только так: костюм, грим — я лезу во все. Это, наверное, тоже не очень хорошо, но, к сожалению, такой у меня характер, уже ничего не поделаешь.
— Людей легко подпускаете к себе?
— Я коммуникабельна и часто открываюсь новым людям. Ошибаюсь, но никогда не вешаю ярлыки, просто живу. Так как профессия публичная, возможно, дома я более молчаливая, менее улыбчивая и мне хочется просто закрыться, не общаться. Но в принципе во внешней среде я вполне коллективный, даже стадный человек. (Смеется.)
— В отношениях что для вас важнее — слово или дело?
— Все и сразу! Любовь очень эгоистична, и любой партнер хочет, чтобы заботились только о нем. Тем более женщина. Мне кажется, ее предназначение — чтобы ее добивались и за ней ухаживали. Но понятно, что надо при этом не превращаться в гирю, быть легким в общении, а не капризным, вечно страдающим персонажем. Я стараюсь в отношениях с близкими не нагружать их моими болячками, проблемами, настроениями. И хочу, чтобы мои дети выросли такими — не брюзгливыми старичками. Даю понять, что надо справляться со своими страхами, с настроением и, когда что-то не получается, стараться решать это самостоятельно. Жизнь такова, что ты все в ней всегда строишь и получаешь в ответ сам.
— Сейчас столько теорий воспитания детей. Вы какой-то придерживаетесь?
— По этому поводу тоже уже можно бы написать книгу. Только не хочу никому навязывать свой способ существования. Я убеждена, что любая мама лучше всех знает, как ей рожать, растить, воспитывать, лечить — это все заложено в нас природой. Поэтому никаких советов давать не собираюсь. Единственное, могу сказать про себя, что, конечно, я взрослею, и тактика моего воспитания становится иной, и потребности уже другие. Хочется больше любить, больше времени проводить вместе, дома, в семейном кругу. А в то же время старшая дочь как раз все меньше нуждается в моем обществе, и я понимаю, что сейчас, когда я уже готова ей что-то дать, она закрывается, у нее свой мир. И если раньше, когда я говорила: «Тебе нужна своя комната», она плакала и не хотела спать отдельно, теперь уже она дверь закрывает и, честно говоря, далеко не всегда меня ждет. Но… каждая мама должна слушать только себя, что бы кто ни говорил.
— Вы когда-нибудь представляли себя в старости?
— Я не думаю об этом. Не знаю почему, но никогда не представляла себя в будущем, даже в детстве. Поэтому и сейчас я воспринимаю себя только такой, какой вижу в зеркале. Точно знаю, правда, какой не представляю: одинокой, больной, злой, перетянутой пластическими операциями. Дай бог, доживу и увижу. (Смеется.)
— Не откажу себе в удовольствии спросить о красоте. У вас потрясающие волосы и удивительный цвет. Мне кажется, повторить такой невозможно…
— Да и стоит ли? (Смеется.) Спасибо маме с папой! Но ухаживать за собой и за волосами, конечно, нужно. А главное — выбирать правильную краску, я вот свой выбор сделала — только GARNIER Color Naturals, чего и вам желаю.
Беседовала Светлана Покровская
Фирменный борщ от Екатерины Климовой
Мясо, 1 луковицу, 1 морковь положить в кастрюлю, залить водой и довести до кипения. Варить на слабом огне 2–2,5 часа. Картофелину разделить пополам и положить в кастрюлю, а пока она варится, нарезать соломкой 1 свеклу. На сковороду налить жир и потушить свеклу. Добавить 2 крупно нарезанные луковицы, петрушку, 2 моркови, нарезанные соломкой, выжать немного лимонного сока. Капусту тонко нашинковать, добавить в кастрюлю. За 10–15 мин до окончания варки борща добавить тушеные овощи, 3–4 мелко нарезанных помидора (без кожицы) и перемешать. Борщ не должен сильно кипеть, и варить его надо без крышки! Посолить, поперчить, добавить 3–4 ч. л. сахара. За 2 мин до конца варки — 3–4 выдавленных зубчика чеснока, перемешанных с зеленью пучка петрушки и укропа. Довести до кипения, накрыть крышкой, выключить и оставить на час.
