Через какие разочарования и препятствия пришлось пройти Стоянову и Олейникову, прежде чем стать любимцами огромной страны? Об этом и том, как обычный советский школьник мог удостоиться письма из всесоюзной газеты, для чего, отправляясь на гастроли в Японию, актеры брали с собой пятнадцатикопеечные монеты, что может заставить Деда Мороза заплакать после новогодней елки и какое отношение к созданию всенародно любимой программы «Городок» имел всемогущественный КГБ, — в новой автобиографической книге Стоянова «Игра в городки», которая выходит в издательстве «Эксмо». Представляем фрагменты исповеди Юрия Стоянова.
«Вопрос, конечно, интересный…»
— Ты и правда сын Стржельчика? — спросил, запинаясь и смешно подмигивая Илья Олейников. Ходила по Питеру такая сплетня, а я не разочаровывал. Но в этот раз почему-то сказал правду: «Нет, я сын Николая Второго». Илья уже был известным, а обо мне могли сказать лишь то, что я служу в лучшем питерском театре. Украшал ли я театр, не знаю. Вряд ли. А эстрадника Олейникова вместе с партнером Ромой Казаковым не реже двух раз в год показывали по телевизору. Фразу «Вопрос, конечно, интересный…» из их скетчей помнят и по сей день. Эстраду мой высокий художественный вкус, подпитываемый спектаклями БДТ и театральными традициями, не мог принять априори. «Не приведи господи когда-нибудь вот в таком выйти на сцену», — сказал я себе, когда пришел на представление в Театр эстрады. Не прошло и трех лет, как это стало моей работой. Никогда не зарекайся не только от сумы и тюрьмы, но и от эстрадных концертов…
Для первого съемочного дня программы «Адамово яблоко», где мы появились с Ильей в рубрике «Анекдоты», мы принесли костюмы из дома, что-то я притащил из театра и взял с собой Тиля — мою собаку. Мы придумали, что в заставке будут бежать два человека, за которыми с лаем гонится пес. В анекдоте, где я играл прапорщика Пилипчука, а Илюха — генерала, решили, что мне непременно нужны усы. Клок черной шерсти отрезали у Тиля, три капли клея «Момент», и усы готовы. Как мы их потом отдирали — отдельная история. Скажу только, что до кровавой раны…
Первый выпуск «Городка» не могу смотреть по сей день. Это полный кошмар. Но 90-е годы стали временем его взлета.
Решение уйти из БДТ далось непросто. Но рядом был Илья, и в его глазах читалось: не брошу! Я давно уже хотел работать вдвоем, чтобы «Городок» был не приработком, а основным делом. Повод хлопнуть дверью театра не заставил себя ждать — вывесили очередное распределение ролей в спектакле по Достоевскому. Моя крошечная роль начиналась с ремарки «Входит Обноскин с гитарой». Гитара меня и добила. Я уже выходил и с балалайкой, и с гитарой, и с аккордеоном. Написали бы «с виолончелью» — может, еще подумал бы, а так…
«Готов всю жизнь изображать женщин»
— Илюша, коричневые туфли, зеленые брюки, светлые носки, синий пиджак и черная рубаха — как, по-твоему, это все называется? — спрашивал я, разглядывая его концертный костюм.
— Все вместе — ансамбль!
Мы никогда не обсуждали, что такое дружба и в чем она должна проявляться. Но во имя нее Лелик однажды согласился даже сбрить усы. Я замучился исполнять женские роли. «Все, — говорю, — давай брейся, тоже будешь баб играть». И Илюша сбрил. Когда я увидел это страшное зрелище, сказал: «Илюша, я готов изображать женщин всю оставшуюся жизнь. Был неправ. Извини».
Наши отношения были отношениями двух мужиков. Разве один рассчитывал, что другой умрет? Мы жили обычной жизнью, не думая, что потом придется вспоминать ее в мемуарах. Никогда у нас не было человеческого повода поругаться. Я знал, что могу на Илью абсолютно положиться. Говорю так не потому, что его больше нет… Для кого-то Илья — человек, написавший мюзикл «Пророк». Илюша выносил и произвел на свет это дитя. Он связывал с ним надежды, он любил его. А дитя оказалось нежизнеспособно, и он, его создатель, никак не мог на это повлиять… Мужика такое не может не подкосить. Он стал угрюмым и подавленным. Но для меня и, надеюсь, для большинства он — человек с грустной улыбкой, уникальный артист и выдающийся партнер, в паре с которым мы создали безаналоговую, беспрецедентную, веселую и грустную энциклопедию российской жизни, охватывавшую два десятилетия.
во имя нашей дружбы лелик однажды согласился сбрить усы
Илюша — свидетель моего развода и моего романа. Он, как умел, меня прикрывал, при этом оставаясь в хороших отношениях с моими бывшими женами. В отличие от меня Олейников женился раз и навсегда. Он был абсолютно чокнутый семьянин.
Я считаю, что «Городок» продлил Илье жизнь.
Шесть месяцев тяжелобольной человек снимался, несмотря ни на что. Я его озвучивал, подбирал парики и клеил усы после процедур химиотерапии. За все время ни от одного врача или медсестры в «желтую» прессу или Интернет не попало ни единого снимка, где больной человек в пижаме лежит под капельницей. В наших разговорах слова «опухоль» и «рак» не произносились. Мы это называли «некое образование». Лечение было успешным, если верить врачам, но очень тяжелым. Через какие муки прошел Илья, с какой болью боролся, чего ему стоило сниматься, знаю только я и те, кто были на площадке. Ему было страшно тяжело, но у меня даже мысли не было, что он не выкарабкается. Илюша шел на поправку, лечащий врач говорил, что опухоль удалось разрушить. К последней передаче начал потихоньку появляться голос! Но под воздействием химиотерапии, облучений иммунитет оказался на нуле.
…Ты когда-то сказал мне, что я буду жить очень долго. Я постараюсь. И буду всегда рассказывать о тебе, чтобы помнили, обязательно помнили!
