В этом году исполнилось бы 90 лет Евгению Леонову. В своей книге он написал, что даже оттуда, сверху, будет защищать любовью близких. Его сын Андрей Леонов получает эту поддержку отца и уверен, что он рядом в трудную минуту…
Четверть века назад Евгений Леонов написал книгу «Письма к сыну» — это своего рода исповедь великого актера, воспоминания, размышления, а главное, признание в любви сыну Андрею. Я спросила у заслуженного артиста Российской Федерации Андрея Леонова: «Если бы вы задумали написать книгу «Письма к отцу», какой бы она получилась?» Это интервью с Андреем — ответ на мой вопрос.
«Включаешь телевизор — там папа»
— 22 года, как с нами нет Евгения Павловича. Андрей, о чем бы сейчас вы хотели поговорить с отцом?
— О многом. Но если говорить о моем желании написать книгу, то, думаю, еще не наступило время, еще не собран весь материал. Но наше с вами интервью будет своего рода первой репетицией, началом сочинительства, которым я обязательно займусь.
— Думаю, к этому вас подвигли и ваши дети?
— Совершенно верно, тот детский сад — Нюша и Миша, который образовался дома. Ну и старший сын Женя (Евгений Леонов, сын от первого брака, актер. — Ред.), он живет в Стокгольме. Но он Леонов, наша кровь и пошел по нашим с папой стопам, актер. У меня очень велико желание, чтобы внуки Евгения Павловича как можно больше узнали о своем великом дедушке.
— У вас нет ощущения, что чем дальше уходит отец, тем яснее вы его видите, тем чаще вспоминаете?
— Он действительно становится ближе. Остается только светлое и важное. Хотя у нас в семье и плохого-то не было.
Отец так любил нас с мамой! На меня иногда нападает тоска, жалость, что не успели обо всем поговорить, что вот сейчас бы посоветоваться, рассказать. Горечь от потери порой дает о себе знать с такой силой… Настроение грустное, чувство тревоги подступает внезапно, просто ни с того ни с сего. Но отец словно сам напоминает о себе. Включаешь телевизор — там папа. В этом тоже есть какой-то элемент общения. И такое чувство, что он по-прежнему рядом. Он же написал в своей книге, что всегда нас будет защищать своей любовью, даже оттуда, сверху.
Я вообще верю, что близкие, ушедшие от нас, имеют влияние на нашу судьбу. Когда Настя, моя жена, рожала Аню, я сидел дома, страшно нервничал. Стал переключать каналы — «Длинное, длинное дело», отец играет. У Насти папа известный композитор Игорь Васильевич Якушенко (к сожалению, тоже от нас ушедший), и на другом канале показывают мультфильм «Вовка в тридевятом царстве», к которому Игорь Васильевич написал музыку. Переключил третий — «Папины дочки». И от этого энергетического посыла сразу стало спокойнее на душе. Не только наши отцы, но и мой герой с экрана пожелал мне удачи.
«Отец был очень стеснительный человек, — говорит Андрей. — И мне это качество передалось, и моему сыну Жене»
— Говорят, ваших младших, Нюшу и Мишу, на детской площадке называют «дедушки», так они похожи на Евгения Павловича.
— Они действительно очень на него похожи. В леоновскую породу пошли. И старший похож, разве что нос выдает получилийца. А так у него и ухватки дедушкины. Он даже за столом крошки собирает ребром ладони, как дед. Аня пошла характером в деда. Тот при всей внешней мягкости обладал характером стойким, держал удар, его было не сломить.
Удивительно, но с возрастом папа не менялся. Некоторых озлобляет жизнь, неудачи, а он оставался большим ребенком. И в памяти — добрый и улыбчивый. Отец все внутри держал, может, поэтому так рано ушел из жизни. 68 лет, разве это возраст? Конечно, характер Ани только формируется, но мне кажется, дедушка гордился бы такой внучкой. В ней явные артистические задатки, но она выбрала балет. И очень успешно занимается! А там поживем — увидим. Что касается меня, надо дожить до какого-то рубежа, чтобы оглянуться и сказать: да, папа, я достоин тебя. Хотя, наверное, не я должен это сказать, а кто-то другой. А я уж ему передам мысленно (улыбается). Сам себя нахвалить не могу, и папа этого не любил.
— Судя по всему, у вас с отцом была такая особенная откровенность?
— Несомненно. И в то же время я немножко стеснялся этого. Не знаю, догадывался ли об этом папа, вот сейчас говорю ему это впервые. Уже потом, когда я стал студентом, мы садились с ним вдвоем (оба любили хорошее грузинское вино), и начинались вопросы с моей стороны, с его стороны — советы. И как-то постепенно, именно с моим взрослением он становился мне все ближе и ближе. Причем отец не давил своими советами, он расстраивался, переживал внутри, словно боясь, что что-то прорвется наружу. Он, бывало, брал занудливостью, монотонностью. Мог повторить одно и то же раз 50, что, конечно, выводило меня из себя. Особенно когда мы ехали в машине. «Папа, мы сейчас в аварию попадем, ты сказал одно и то же столько раз, что у меня сейчас башка взорвется!» (Смеется.)
На даче пожить не удалось
Он говорил, что любил слушать тишину. Радовался любой возможности пособирать грибы. Мы десять лет строили дачу, но так получилось, что он и не пожил на ней. Мы с Настей любим здесь бывать. Оба дочку решили назвать Анной в честь моей бабушки. Папа много рассказывал о ней. Почему-то в памяти осталось, как она стоит у калитки, когда мы приезжали к ней в Давыдково.
Уже нет того окна и подоконника, где отец репетировал роль
— Ваш старший сын Женя живет в Швеции постоянно?
— Да, он там с 6 лет. Пишет музыку, выступает со своей группой. Я, кстати, тоже люблю петь, но мне затыкают рот — жена-то с консерваторским образованием, понимаешь ли (смеется). Отвожу душу на даче. Папа пел, но негромко, мог разойтись только на сцене. В жизни ни на кого не кричал, даже если его обидели. Просто замыкался в себе.
Допустим, ведет меня из школы понурый, потому что учителя ему наговорили, что это плохо, это плохо и двойка очередная. И он идет грустный, приходим домой, на что-то отвлекся, и все, уже не может сердиться. Как-то потащил во двор, сказал, что сейчас отвезет в лесную школу. Постояли и… обратно вернулись. Мне иногда даже хотелось, чтобы он меня хрястнул как следует. Но отец не мог преодолеть барьер, который поставил сам себе.
— В театре что-то напоминает о нем?
— Конечно, идешь мимо портрета, невольно думаешь о нем. А раньше идешь мимо окна и сразу вспоминаешь, что он
тут повторял роль перед выходом на сцену. Сейчас уже и окна нет, и даже подоконника. Но он, наверное, знает, что в трудную минуту я чувствую его присутствие.
