Сестра была. Юридически. При заполнении анкет она всегда старательно вписывала Синицкую Марину Сергеевну в соответствующую графу. Марина, наверное, тоже ее вписывала. Как неправильно и несправедливо, что при этом они давным-давно вычеркнули друг друга из собственной жизни. Солнечный зайчик на столе. В дверь просовывается перемазанная вареньем забавная мордашка: «Ир-ра, с днем р-рождения! Я подар-рок тебе сделала! — Маришка, страшно гордая своим свежевыученным «р», сует листок с кривоватым солнышком и кособокой принцессой. — А еще бутеррбр-род с шоколадным кр-ремом, только я его немножко попр-робовала!» Как же это было недавно и как давно…
Нет, отношения сестер, как и любые детские, нельзя было назвать идеальными. И спорили, и ругались, и дрались, и внимание мамино делили. Но при этом всегда были горой друг за дружку. Даже в самых сложных ситуациях Ира старалась найти сестре оправдание: несмышленая, жизни не знает, нужно ее опекать. А может, именно с опекой она в свое время перестаралась?
Уступи, ты же старшая!
Появлению Маринки она обрадовалась сразу, как только мама рассказала, что съела волшебную таблетку и теперь в животе у нее — крошечный мальчик или девочка. Про таблетку, конечно, Ира не поверила: девчонки во дворе просветили, что к чему, а малышу обрадовалась, да еще как! Очень хотелось сестренку, чтобы возиться с ней, наряжать, заплетать косички. Она с восхищением смотрела на мамин округлившийся живот и осторожно прикладывала ладошку, чтобы почувствовать, как там толкается и резвится кроха.
Маринка родилась в конце августе, и на первосентябрьскую линейку Иру-первоклашку повела соседка. Мама в роддоме, отца вызвали на работу, а бабушка именно в этот день уехала куда-то доставать дефицитную коляску. «Она с первых дней перетягивала внимание всех!» — в сердцах крикнула Ира много лет спустя маме, в душе, конечно, понимая, что совсем не права.
Обида обожгла… Не на Маринку, конечно (на нее вообще никто не мог долго обижаться), и даже не на родителей, а на какую-то высшую несправедливость, превращающую в один миг старших братьев и сестер из прекрасных лебедей в гадких утят. А после того как сестренка в два года переболела воспалением легких, ее окончательно записали в «маленькие и слабые». Ире досталась роль помощницы и воспитательницы. Впрочем, за эту роль Маришка платила такой теплотой и отзывчивостью, что она почти не тяготила. Почти.
«Уступи, ты же старшая», «Не жадничай, ты почти семь лет одна была, как королевна, поделись игрушками», «Забери из садика», «Помоги с уроками», — родители всегда переживали за Маринку, хрупкую и болезненную. И нагрузка школьная ей тяжела, и работа домашняя утомляет. А что учителя жалуются (совсем на старшую, умницу и отличницу, не похожа), так это у них просто профессионализма маловато. Впрочем, после звездных выступлений на школьных утренниках и в постановках даже самые суровые педагоги таяли: обаяние маленькой Маринки было безгранично.
Вместе веселее
Но когда пришло время поступать в институт и уезжать, Ира переживала разлуку с сестрой. Тем более что ее студенческая жизнь была далеко не сахар: пришлось поселиться у бабушки со стороны отца, придирчивой и обидчивой. Та часами могла отчитывать внучку за грязную чашку, но, едва Ира заикалась об общежитии, начинала мерить давление и плакать, что ее никто не любит.
А Маринка повзрослела: начала краситься, носить каблуки и, главное, заявила, что после девятого класса хочет поступить в колледж, при Ирином институте разумеется. А если младшей сестренке что взбредало в голову, переубедить ее было невозможно. «Будешь жить с Маришей, присматривать за ней, опекать: ты же у нас умница. И смотри, Ирина, на тебе теперь большая ответственность. А бабушку мы к себе заберем», — безапелляционно заявила мама.
Первый год был просто прекрасным: совместное покорение столицы очень сблизило сестер. Ира показывала сестренке город, водила по музеям и театрам, а Маринка делилась достижениями в учебе и институтском танцевальном кружке, взахлеб рассказывала о новых знакомых и ухажерах, недостатка в которых не наблюдалось у нее с первого класса.
«Ириш, ты такая серьезная! И одеваешься скучно, мрачно. Так останешься старой девой!» — шутливо пеняла Марина.
Как полагается по закону жанра, отличница и серая мышка влюбилась в плохого мальчика и звезду факультета. Тот снисходительно принимал ее помощь и покровительственно улыбался. Один раз из чувства благодарности за курсовую даже позвал в кафе и весь вечер рассказывал о баскетболе и своей бывшей девушке. А в довершение сообщил, что забыл кошелек дома. Но в глубине души Ира надеялась, что когда-нибудь (а она готова ждать)
Пашка оценит ее преданность. Конечно, вышло все иначе.
На втором курсе колледжа у Маринки появился поклонник. Влюбленная и счастливая, после учебы она крутилась перед зеркалом, убегала на свидания, возвращаясь абсолютно окрыленной. Только домой она своего друга не звала и с сестрой не знакомила.
— Он стесняется… А рассказать и правда нечего: ну парень как парень. Но меня он любит, и я его, — твердила сестра, старательно пряча глаза.
«Он женат, дурочка!» — кричала одна. «Что ты понимаешь, синий чулок?
Просто завидуешь!» — огрызалась другая
Ты мне больше не сестра!
Ира волновалась, чувствовала — что-то не то. Она старшая и должна заботиться о младшей. Что же делать и кто этот таинственный Ромео? Ответ не заставил себя ждать: Маринка была в ванной, когда поклонник позвонил и попросил ее к телефону. Этот ленивый бархатный баритон Ира узнала сразу: трудно не признать голос преподавателя, который целый год читал у вас лекции, а потом зверствовал на экзаменах.
— Он женат, дурочка! Четвертый раз, кстати, и на своей же студентке. И ему сильно за 40! Знаешь, какая у него слава в институте? Ни одной первокурсницы не пропустит, Казанова несчастный. Марина, надо забыть этого старого… ловеласа!
Марина побледнела и швырнула об стену стакан с компотом. Осколки брызнули во все стороны…
— Что ты понимаешь, синий чулок? Просто завидуешь! А сама готова бежать к Пашке по первому зову. Только вот беда — не зовет. Да тебе цветов ни разу не дарили! На свидание не приглашали! А Никита от меня без ума, и от жены он уйдет.
Дальше — как в плохой мелодраме. Сестра не разговаривала с ней, часами ворковала по телефону с возлюбленным. Встретив на улице героя-любовника с глубоко беременной молодой женой, Ира не выдержала: позвонила и выложила все родителям. Отец приехал на следующий день и жестко объяснился не только с дочкой, но и с «потенциальным зятем». Тот от всего открещивался и жаловался, что девушка сама вешалась на шею и его, примерного семьянина, провоцировала.
Отец уехал, а вернувшись вечером, Ира увидела у подъезда Пашку. Нет, он не ждал с букетом, как в ее мечтах, — это было бы слишком хорошо, — а обнимал Маринку.
— Ой, сестричка, сейчас отчитывать будет! Павлик, Ирочке нашей мои кавалеры почему-то не нравятся. Может, ты понравишься? Не взаимно, конечно, но все же, — вздохнула Марина, а Пашка захохотал.
Ира понимала, что это месть, мелкая и гадкая. Прямо по больному месту… И все поплыло у нее в глазах…
— Я думала о тебе, о твоей судьбе. А ты…ты мне больше не сестра! — это были последние слова, которые она сказала Марине 15 лет назад. Нет, конечно, было еще много всего: экстренный переезд в общежитие, просьбы родителей о перемирии, письмо Марины, которое она разорвала, не читая… Рана болела долго, а потом она привыкла: человек ко многому привыкает. Боль утихла, и даже обида прошла, но какое-то непонятное чувство не позволяло приехать и поговорить. Может быть, страх? Вдруг не захочет, не услышит, стала совсем чужой? Лучше уж незнание, чем это…
А вот теперь она снова ждет дочку. Шесть лет разницы, как у них с Маринкой. А если они тоже разойдутся?! И как ей потом жить с сознанием, что родные дети — чужие друг другу? Ира набрала мамин номер и… тут же сбросила. Маму лучше не нервировать, адрес, телефон можно узнать через общих знакомых. Но как найти нужные слова? Может, не сегодня?
Как быстро мы разбежались, поссорились по глупости, как долго пришлось понимать, насколько мы нужны друг другу…
В честь тебя!
И как люди находят свой дом в этих спальных районах? Где 25-й, если после 17-го идет сразу 41-й?! Зато, пока ищешь, продумаешь речь. С чего начать: «Я не права…»
— Извините, не подскажете… Маринка! — Ира уставилась на хрупкую женщину с таким же, как у нее, круглым животиком.
— Ирочка, ты? Ты тоже? А мама не сказала мне… — Маринка вдруг горько, по-детски всхлипнула и бросилась ей на шею.
И вся их размолвка вдруг показалась такой глупой, а ссора — непозволительно долгой… И четыре часа сестры сидели на Маришиной кухне и говорили, говорили… Пересматривали старые фотографии, вспоминали, трижды звонили родителям.
— Если бы ты знала, как я тебе благодарна, что ты избавила меня от этого престарелого ловеласа! Только помягче надо было, я же дурой была, 17 лет, — смеялась Маринка.
— Да и я за Пашку «спасибо» сказала бы: мозги сразу на место встали и все иллюзии прошли. Если бы не тот случай, я и на Сашу моего так внимания и не обратила бы, — веселилась Ира.
— Вот только долго мы это понимали.
— Долго… Зато девчонки, надеюсь, наверстают, все трое.
— Да уж, очень надеюсь, Иришка родится не такой упрямой, как я, — засмеялась Марина.
— Иришка? В честь… меня? Я буду хорошей тетей. И хорошей сестрой, обещаю. — Ирина счастливо улыбнулась.
