Группа «Дети Picasso» появилась в конце 1990-х в Москве. Ее основатели - Гая и Карен Арутюнян - пропустили через себя весь музыкальный багаж столичной армянской диаспоры и сконструировали свой ни на что не похожий стиль, в котором сплелись рок-н-ролл, этнические мотивы, невероятно гибкий и многогранный вокал, экспериментальные аранжировки и открытый детский взгляд на мир.
- Вы стойко ассоциируетесь с живым составом, каково вам было себя почувствовать в контексте электронной музыки?
Гая Арутюнян: Это был период, когда я и мой брат, главный идеолог группы Карэн Арутюнян, проживали в разных городах. Мне пришло в голову, что пора воплотить мою старую идею: интерпретация русских романсов в электронном звучании. Так появился мой сайд — проект «Gaya. Москва-Река». Это был интереснейший период — дерзкий и пропитанный бесконечным вдохновением!
- "Москва-река" - альбом мощный, но мрачноватый. Так выражается эмигрантская тоска по России?
Г. А.: Не совсем тоска, а переосмысление традиций. На расстоянии все великое очерчивается чётче и яснее. Вот я начала слушать романсы Прокофьева, Глинки, Рахманинова ушами человека, оторванного от языка, на котором он думает. Романсов мажорных мало! А у нас весёлые песни за душу не берут, а грустные берут! Так что альбом получился сказочно мрачным.
- Большинству музыкантов легко дается изучение языков. Интересно ваше мнение: как считаете, музыка – это математика или все-таки речь?
Г. А.: Изучение языков - это особый талант, нужно больше упорства, чем хорошего слуха. Потому что если спрягаешь глаголы правильно, то тебя поймут даже с плохим произношением. Что касается математики в музыке, то я с детства отказывалась это понимать, я ненавидела сольфеджио! На мой взгляд, певучая контеленная печь похожа на пение.
- Вы с детства занимаетесь музыкой? Бывало ли такое, что хотелось бросить музыку и заняться чем-нибудь другим?
Г. А.: Мы с братом и бросили музыкальную школу на седьмом году обучения: я хотела рисовать и проектировать дома, а он играть на гитаре. Но пытку занятий в музыкальной школе я не забуду никогда.
- Группе Дети Picasso скоро исполняется 20 лет. Как вы планируете это отметить?
Г. А.: Большим Концертом из двух отделений 28.11 в клубе «Москва» . Это важное событие для ещё и потому, что мы играем редко в России!
- Расскажите о программе концертов?
Г. А.: Мы планируем устроить трогательную, но мощную ретроспективу лучшего материала из того, что нам удалось создать за 20 лет! Это будут и Арт русскоязычные песни и наши этнические эксперименты с армянской народной музыкой.
- Согласны ли вы с тем, что нации делятся на более или менее музыкально одаренные? Слух и талант передаются на генетическом уровне?
Г. А.: Если вы хоть раз были в Тбилиси и слышали, как поют грузины, то ответ на этот вопрос у вас уже есть. Думаю, что нации бывают музыкально одаренными. Например, итальянцы, где первая консерватория появилась в пятнадцатом веке, на мой взгляд, одна из самых одаренных наций.
Немцы — рассвет музыки был в девятнадцатом веке. Русские — у нас рассвет пришелся на девятнадцатый и двадцатый века, мы дали миру столько, что до сих пор самые играемые оперы в мире - это оперы Дмитрия Шостковича. Армяне, конечно, очень музыкальная нация, которая веками передавала свои песни из уст в уста.
Более того, в Америке во многих музыкальных учебных заведениях первый вопрос на коллоквиуме — кто ваши родители, имеют ли они отношение к музыке. Конечно, любовь к музыке передается на генетическом уровне.
- Если бы пришлось выбирать между исполнительством и авторством, что бы вы выбрали? Где вам комфортнее – в студии или на сцене?
Г. А.: В студии очень большие возможности у любого музыканта, можно записать хоть симфонический оркестр, хоть любой национальный инструмент, хоть хор детей, да что угодно! Воплотить это в живом выступлении всегда оказывается намного сложнее технически. Студия дает огромное количество возможностей и свободы. За это я люблю студию: там покой и много творчества.
А сцена делает меня лучше: я выхожу на туда, чтобы стать лучшей версией себя, поэтому выход на сцену мне необходим, для того чтобы подняться над собой. Сцена — хороший маячок, чтобы вообще развиваться в жизни как мирской человек.
- Пишете ли вы музыку для спектаклей и кино? Или может планируете?
Г. А.: Да, у нас был опыт работы с режиссерами. Например, наш гитарист — мой брат Карен Арутюнян — в составе своего сайд-проекта Araraton написал музыку к фильму «Бари Луйс!», что в переводе с армянского означает «Доброе утро», и этот фильм получил призы за лучший фильм и за лучшую музыку на фестивале «Golden Apricot international Film Festival» в Армении.
И второе — в одном из венгерских активно гастролирующих по Европе спектаклей звучит наш трек с альбома «Motherland». Мы планируем заниматься этим и в будущем, нам часто говорят, что наша музыка наполнена визуальным рядом
- Что Вас вдохновляет?
Г. А.: Как говорит мой брат, вдохновение музыканта устроено сложнее, чем строение сетчатки глаза человека. Вдохновение — это награда за трудолюбие. И оно может быть во многом: в цвете индийского океана на закате, в средневековой живописи и фресках, в тенях деревьев на фасадах домов и, конечно, октябрь. Октябрь — месяц вдохновения. И любовь!
- Какую музыку Вы слушаете дома, в машине?
Г. А.: Сейчас мне интересна музыка молодых людей. Интересует электроника, кое-что из исландской сцены, немецкой, английской. В России сейчас появился проект под названием «Явь» — очень интересный. Трогательная певица Алина Орлова, классные молодые рэперы, пишущие интересные тексты и биты, такие, как OCRAN.
Антоха MC — узнаваемый артист, не похожий ни на кого, Shortparis — отличная самобытная группа, которая наделала шума в Будапеште, отыграв там концерт. И очень удивляет сейчас украинская сцена, там столько сокровищ в лейбле «Мастерская» и не только. А еще последние два года я бесконечно слушаю русскую классику– Прокофьев, Рахманинов, Стравинский.
- Насколько для вас важна визуальная часть выступления? Какие необычные экстравагантные вещи есть в вашем сценическом и базовом гардеробе?
Г. А.: Публика любит глазами, визуальная часть — это проводник, который помогает людям в зале точнее услышать музыку. Конечно, в самом начале у нас был период, когда мы не уделяли должного внимания этому — у всех молодых групп бывает такое, это нормально.
Но с тех пор, как началась наша европейская карьера, мы стали обращаться к крутым дизайнерам, шить специальные костюмы. Например, венгерский дизайнер русского происхождения Дарья Костенко несколько лет шила нам костюмы. Она делала удивительные вещи: сочетала шелк, органзу, меха и какие-то безумные цвета — фуксию, золото, бирюзу — сумасшедшие многослойные костюмы.
Московский дизайнер, волшебная Настя Сладкова, шила мне костюм для клипа на песню «Заговор», где режиссер потребовал от нас образ испанской «инфанты», и вот Настя из кружев и всяких винтажных тканей сшила мне такое платье.
И, конечно, у меня очень большой концертный гардероб, он занимает четверть квартиры, потому что там не только мои костюмы, но и костюмы группы. Сейчас я тяготею к более лаконичным образам, но всё же каждая деталь, включая шнурки и носки музыкантов, цвет их колец и всех аксессуаров имеет большое значение — все должно выглядеть как одна единая картина.
